Поздним вечером 18 ноября были обнаружены главные силы Британского флота. Эскадра в составе трех линейных кораблей и как минимум трех крупных авианосцев в сопровождении огромной своры крейсеров и эсминцев огибала Ирландию в 50 милях от ее западного побережья, прикрываемая десятками противолодочных самолетов берегового базирования. Оказавшуюся на пути эскадры подводную лодку, попытавшуюся на всякий случай обозначить себя как дружественную, загнали под воду и непрерывно бомбили в течение восьми часов, чудом потеряв в тридцати морских милях от точки начала охоты. Выкрутившись, лодка подвсплыла на шнорхельную глубину, подняла на поверхность выдвижную радиоантенну и передала уже устаревшее сообщение о курсе и составе эскадры. Единственной важной информацией, которую удалось извлечь из направления ее движения, было то, что предполагаемым районом высадки не является северное побережье Германии, то есть удар наносится не для содействия наступлению. Субмаринам был ретранслирован курс соединения, и уже находящиеся в море лодки начали перенацеливать к Гибралтарскому проливу – пока Британское Адмиралтейство, переварив новости о зашевелившихся без указаний недобитых немецких моряках, не отдало приказ всем сидеть на месте. Союзнички…
На «Чапаеве» имелись две командирские столовые: обычная и «летного состава», предназначавшиеся, соответственно, для офицеров самого «Чапаева» и для его авиагруппы. В этот долгий вечер в «морской» столовой «Чапаева» было не продохнуть. Командир авианосца объявил о товарищеском ужине в честь «спасителей», и строевикам пришлось очень сильно потесниться, чтобы дать место за сдвинутыми столами отутюженным, при полном параде, летчикам и инженерам. Входящих встречали два младших лейтенанта при кортиках, самые высокие по росту на корабле, указывая каждому его место за столом. Все знали, что еды до Мурманска может не хватить, и любили пошутить на эту тему, выбирая на съедение самого толстого матроса, старшину или офицера – в зависимости от ранга коллектива, в котором эта тема обсуждалась; но на один день командир «Чапаева» категорическим приказом отменил режим экономии. С удовольствием толкаясь и переругиваясь, офицеры в черных и синих кителях рассаживались по разномастным стульям, снесенным в столовую откуда только можно.
Нельзя было сказать, что стол ломился, но поесть и выпить на авианосце явно пока было что. Наиболее проголодавшиеся, а может, просто более уверенные в себе, начали открывать расставленные редкими группами бутылки с портвейном, вызывая радостное нетерпение у соседей по столу. Портвейн был единственным официально разрешенным в море алкогольным напитком, хотя негласно у многих имелись и некоторые запасы напитков покрепче – для употребления по медицинским показаниям. Расслабление после наполненного риском и ужасом близкой смерти дня однозначно являлось одним из них, и небольшие группки самых близких друзей уже успели обсудить, где они встретятся после окончания ужина и у кого что будет с собой. Напиваться никто не собирался, назавтра все ожидали второй попытки американцев, но по чуть-чуть и в хорошей компании – почему бы и нет?
– Товарищи!
Напрягая голос, капитан первого ранга пытался перекричать шум голосов веселящихся летчиков.
– Да товарищи же! Тише, я прошу вас!
В его интонациях уже появились первые нотки раздражения, к такой наглости он не привык. Стараясь не забывать, что перед ним элита советской авиации, лучшие летчики страны, имена которых люди произносят с трепетом, он, сдерживаясь, начал стучать вилкой по стакану. Крупных кораблей в Советском флоте были пока считанные единицы, и в профессиональной среде их командиров знали по именам, но портретов их в газетах, конечно, не печатали, и спроси на улице пацана, кто такой капитан первого ранга Осадченко, тот только плечами бы пожал. Постепенно гул утих, и даже самые увлеченные разговором повернулись к нему. Еще несколько секунд командир спокойно и на этот раз с чувством превосходства молча глядел на собравшихся и только затем поставил стакан на стол, застеленный чистой скатертью, еще не успевшей, как и все на корабле, приобрести потертый вид.
– Товарищи… Мои дорогие друзья! Сегодня наш славный «Чапаев» приял настоящее боевое крещение
Договорить фразу ему не удалось. Дикий рев одновременно вскочивших на ноги моряков и летчиков сотряс воздух. На пол полетело несколько разбитых в секундной толчее стаканов, но звон посыпавшихся по полу осколков едва был слышен. Люди обнимались, хлопали друг друга по плечам и спинам, несколько молодых офицеров, подскочив к командиру своей БЧ, скрутили его и очень аккуратно несколько раз подбросили к подволоку, окружающих эта картина довела чуть ли не до слез. Все же хохот постепенно затих, и все снова расселись, улыбаясь, совсем иначе воспринимая теперь ожидаемую речь.
– Наши враги просчитались. Они думали найти здесь легкую жертву, последние годы победы давались им слишком легко. Они отвыкли бояться, но мы их снова этому научим!
«Уж ты-то научишь, пожалуй, – подумал Раков, сидящий у ближнего к командирскому стола в окружении мрачных пилотов бомбардировочной эскадрильи. – Особенно со своим авианосцем на сорок пять самолетов. В небо-то летать не надо».
Бомберы были по возрасту лет на десять старше самого взрослого из истребителей, и большинство из них вообще казались пилотам-бомдардировщикам просто везучими сопляками, успешно прикидывающимися взрослыми. Это не касалось таких зверей, как Кожедуб, – несмотря на молодость, он по всем замашкам был мужик, каких поискать.